В. Строчков
1. - без названия - [ГД#35]
Я говорю, устал, устал, отпусти,
не могу, говорю, устал, отпусти, устал,
не отпускает, не слушает, снова сжал в
горсти,
поднимает, смеется, да ты еще не летал,
говорит, смеется, снова над головой
разжимает пальцы, подкидывает, лети,
так я же, вроде, лечу, говорю, плюясь травой,
я же, вроде, летел, говорю, летел, отпусти,
устал, говорю, отпусти, я устал, а он опять
поднимает над головой, а я устал,
подкидывает, я устал, а он понять
не может, смеется, лети, говорит, к кустам,
а я устал, машу из последних сил,
ободрал всю морду, уцепился за крайний куст,
ладно, говорю, но в последний раз, а он
говорит, псих,
ты же летал сейчас, ладно, говорю, пусть,
давай еще разок, нет, говорит, прости,
я устал, отпусти, смеется, не могу, ты меня
достал,
разок, говорю, не могу, говорит, теперь сам
лети,
ну и черт с тобой, говорю, Господи, как я с
тобой устал,
и смеюсь, он глядит на меня, а я смеюсь, не
могу,
ладно, говорит, давай, с разбега, и я бегу.
2. Конфликт с
реальностью [ГД#36]
Вперед забрел Попал В Просак!
и только учинил развал,
когда в трусах и на усах
вошел Я Вас Сюда Не Звал!,
и вздев резинкою басы,
преобразил развал в погром,
но тут пришел Ну Я Ж Просил!
с глубоким умственным ведром.
Он пригласил Какой Кошмар!,
тот чашу с ним испил до дна
и ел глазами божий дар,
но тут вбежал Едва Догнал!
Он правду горькую с собой
принес и, развернув, достал
сосуд со скорбью мировой
и мелких гадостей с полста.
Но только скорбь он разделил
и гадость выложил на стол,
пришел Пройдемте Гражданин
и был составлен произвол.
А в час расплаты возле касс
им был представлен Скорбный Лист,
поскольку тут бывал Указ
и не терпел Отдельных Лиц.
3. С высоты птичьего
помета [ГД#42]
Сюжет жужжит из самой гущи жижи,
и густо облепляя фонари,
автобусы роятся, и они же,
но чуть пониже, лезут изнутри.
Точильщики вечернего подкорья,
они покорно кушают людей,
но почему-то задом, а которых
из переда выносит - те бледней,
но целы и почти что не помяты
и сразу уползают кто куда.
Так происходит этот непонятный
метаболизм. И вся-то их еда -
по пятачку с любого индивида,
а кто и так - покажет проездной.
Но вот процесс нарушен. Инвалида,
беременного деточкой грудной,
запихивают в перед пионеры,
как будто бы свечу или клистир.
Замечено, что все пенсионеры
особо у тимуровцев в чести.
Они на них как осы налетают
и спереди в автобус норовят
засунуть, или за руки хватают
и с помощью подручных октябрят
протаскивают по проезжей части,
стараясь срезать нос грузовику.
Милиционер машины палкой застит,
сочувствуя бедняге старику;
он знает, что его подходит возраст,
что и к нему подступит пионер,
и проявляя вялую нервозность,
он палкой охраняет их маневр,
и старичок целехонек, ура!
Его сует в автобус детвора.
Потом с размаху подбежит к старушке
и с мясом у нее авоську рвет
и, от усердья путаясь друг в дружке,
ее вонзит в автобусный перед,
а то еще пристанет к ней до дому,
обступит, затеснит - не продохнуть.
Милиционер с тоскою вслед содому
глядит и снова отворяет путь.
Потом струей дружинники проходят
и пьяного подмышку волокут.
Они автобус стороной обходят,
его в машину крытую кладут.
И всякий деловит сверх всяких мер:
личинкой он был тоже пионер,
а бабочкою будет милиционер,
а яйца отложив - пенсионер;
и каждый встречный знает свой маневр,
свою жену, свой дом и свой автобус:
иначе сколько было б неудобств!