И подполковник был в трансе...

(рассказ)

"Любит... не любит... к черту пошлет..." - нервно гадал я на ромашках, выдирая сразу по два, по три лепестка, и почти каждый раз получалось, что или не любит, или к черту пошлет. И, действительно, черт меня дернул поехать на эту рыбалку. Из-за каких-то костлявых карасей и касаток, вот так просто взять и опоздать на свидание?

Скоро три часа дня, если сейчас автобус не появится, то все пропало, не успею... Каждый час должны ходить по расписанию эти проклятые автобусы! Каждый час! А мы торчим здесь, на этой вонючей остановке автобуса с самого утра, - да за это время пешком, даже на брюхе можно доползти до города. И у меня веские основания так волноваться: я влюблен в Алену по самые свои ослиные уши. "Любил ли я хоть раз до этих пор? - То были ложные богини, я истиной любви не знал доныне". Наши отношения с Аленой только формировались, один неосторожный поступок, какая-нибудь оплошность, как эта например, и... Я очень волновался.

Зато мой приятель - спокоен, ему что, его жена дома ждет, и еще будет лет пятьдесят ждать, может вообще не появляться дома, будет только рада. Желающих уехать из этой дыры скопилось на два автобуса. Кто как расположился, сидели на рюкзаках, на траве, загорали обнажившись до пояса, курили, гадали, строили версии.

- Может забастовка? Шофера бастуют...

- Слышь, Сань, а может война?

- С китайцами что-ли?

- А что, все может быть...

У меня тоже родилась версия, и чем больше я ее обдумывал, тем более она казалась мне правдоподобнее,- "... дороги из аэропорта перекрыты в связи приездом Михаила Горбачева, и наш автобус никак не может прорваться к нам."- И так я классно представил себе все это, что и сам поверил, и всем разъяснял политическую ситуацию, снимая напряжение в массах, потому как этот приезд ждали. Правда он должен был состояться на несколько дней позже, но в целях конспирации и личной безопасности, почему бы господину президенту Великой державы не прилететь на пару дней раньше?

Еще полчаса назад теплилась надежда успеть... А теперь... Я нервно потирал небритые щеки, в болотных сапогах ноги давно сварились, портянки были мокрые. Ну, вообразите себе, всю ночь у костра, одежда пропахла рыбой, дымом, зубы нечищенные, изо рта пахнет.

Можно позвонить Алене и отменить свидание, но в этом паршивом селеньице вообще, как мне объяснили местные жители, нет телефонов. Я сначала не поверил в такую дикость, обошел несколько домов, но все оказалось так как мне сказали. Попытаться позвонить в город можно только в управлении женской колонии, что находилась рядом с автобусной остановкой. Но кто мне позволит звонить? Солдатик в проходной со мной и разговаривать не станет. В лучшем случае как попугай будет повторять одно и тоже: "Не положено... ну не положено говорю вам!"

Я тоскливо посматривал на двухэтажное здание из белого кирпича, с решетками на окнах. За ним высоченный забор в два ряда, наружный - опутан сверху закрученной в спираль проволокой, так что все нелегальные передачи с воли, бросаемые через забор, чаще всего оседали в ней, как мухи в паутине. Когда мы возвращались с рыбалки, и проходили мимо забора, заключенные дамочки засекли нас из окошек своего общежития, и заулюлюкали, кричали всякие непристойности... Изголодались девочки по мужской ласке.

"Ну, думай... думай..." - подстегивал я себя. Нет, это единственный выход. Ничего другого придумать не удавалось. Желание позвонить разрасталось во мне до неимоверных размеров. "Я должен это сделать. Должен!" - приказывал я себе, когда шел в здание Управления.

Дальше было так. Подошел к управлению, открыл дверь, солдатик с автоматом - навстречу.

- Где подполковник? - строго спросил я, полагая, что именно в таком звании должен быть здесь начальник. И не ошибся.

- У себя... - растерянно ответил солдатик, видимо приняв меня бог знает за кого.

Решительно и быстро взбегаю мимо него по лестнице, на второй этаж.

На втором этаже сидела женщина с каким-то револьвером на поясе.

- Где кабинет подполковника? - на бегу, слегка притормозив, спрашиваю ее.

- Там, - она вскочила, чуть не отдав мне честь, и показала, - вторая, справа.

- Как зовут его?

- Григорий Семенович. - ответила она.

Дверь в кабинет подполковника я отворил... почти пинком ноги. Из-за письменного стола приподнялся мешковатый крупный мужчина, голова минуя шею переходила сразу в плечи, его рот был усыпан золотыми коронками.

- Значит так, Гриша, - я торопливо закрыл за собой дверь, и продолжал, глядя подполковнику прямо в глаза, уверено говорить, - дороги из аэропорта перекрыты в связи с приездом Горбачева.

- А мне ничего не сообщили... - растерянно протянул подполковник.

- Значит не нашли нужным! - отрезал я, и продолжал: - Мне нужно срочно позвонить в город.

- Это местный телефон.

- Где городской?

- В спецчасти.

- Откройте!

- Нет ключа.

- Где ключ?

- Он у капитана.

- Позвоните ему, пусть принесет!

Подполковник поднял трубку и начал набирать номер, он еще сопротивлялся и пытался как-то осознать, что собственно происходит, что это за тип в его кабинете, как он сюда попал, почему такая маскировка: в болотных сапогах, небритый, почему не предупредили, почему он собственно командует и есть ли у него на это полномочия. И, наверное, подумал: " Раз приказывает - значит есть..." Потому что, неостонавливаясь, он продолжал набирать нужный номер.

"Звони... звони!"- мысленно подстегивал я подполковника и смотрел в упор на его толстый палец, что касался дырочек диска, едва попадая в них.

Наконец он положил трубку на рычаги телефонного аппарата.

- Ну, и что? - нарушил я вдруг воцарившуюся тишину,

- Сейчас принесут ключ, - безразлично ответил он, находясь в каком-то оцепенении...

Прошло несколько минут. Мы молчали. Слышно было как тикают наручные часы подполковника. Пришла женщина в звании капитана. Мы вышли в коридор. Женщина открыла оцинкованную дверь спецчасти, что была напротив. Вошли втроем. К телефону меня сразу не подпустили, я назвал номер городского телефона, подполковник лично набрал его, подозвал Алену, и только тогда передал мне трубку.

Я поздоровался с Аленой, извинился, и перенес свидание. Потом говорил ей что-то еще, путано и непонятно, специально тех, кто был в комнате, но из разговора было ясно и последнему дураку, что я никакого отношения к каким-либо органам не имею, и что Алена ни какой-то там резидент. От этого прозрения лицо у подполковника стало меняться... И я понял, что сейчас меня как Паниковского будут выбрасывать вон...

Быстро закончив разговор, я решительно подошел к подполковнику, и сильно почему-то хлопнул его по левому плечу. И он, снова, как-то сник, обмяк... Я поблагодарил, пожал его безразлично послушную руку, вышел из комнаты, сделал несколько шагов... и как-будто сели батарейки... ноги стали ватными... едва ими передвигаю... медленно спустился по лестнице. Как много ступенек. Ноги с трудом повиновались, все время испытывал страх, что подполковник вот-вот очнется и отдаст приказ задержать меня. Прошел мимо солдатика, тот - уступил дорогу, вышел на улицу, прошел еще несколько метров и опустился на землю.

Все это заняло минут десять. И только здесь, на улице, я стал осознавать, что произошло. Меня стала бить нервная дрожь... вот так, специально, я никогда не смогу это повторить... Сорвал ромашку, - любит... не любит, - гадал я, медленно отрывая слабыми дрожащими пальцами лепесток за лепестком,- и на этот раз получилось - "любит".

Павел Барабаш
680014, Хабаровск, а/я 2590