Рубаи Омара Хайяма

Хайям родился в 1048 году в древнем иранском городе Нишапуре, прожил долгую, трудную жизнь, 83 лет от роду умер и был похоронен в родном городе. В наиболее полной форме его имя имеет вид: Гияс ал-Дин Абул Фатх Омар ибн Ибрагим аль Хайям ан-Найсабури, что означает Плечо Веры (одно из почетных имен) отец Фатх Омар сын Ибрагим из Нишапура.
В странах Востока в средние века, а в Европе - вплоть до ХVIII векаХайям был известен как выдающийся математик, астроном и философ. По мнению многих исследователей, он никогда не относился к своему литературному творчеству достаточно серьезно, но по иронии судьбы сегодня его научные трактаты читают большей частью историки науки.
Хайяму принадлежит целый ряд трактатов по метафизике, математике, медицине, музыке, географии. Им переведены на персидский язык сочинения его великого предшественника и учителя Абу Али ибн Сины.(980-1037)
Вслед за Ибн Синой Хайям признает существование вечной, движущейся, изменяющейся материи. Причем движение материи, по Хайяму, - это не только способ ее существования, но также мерило пространства и времени. Над всей этой философской системой у Хайяма царит вездесущий, чуждый всяких перемен абсолютный дух - Бог.
К 1077 году относится один из его математических трактатов, в котором Хайям за 800 лет до Лобачевского и Римана пришел к идеям неевклидовой геометрии. В другом труде ученый дает решение системы алгебраических уравнений n-ного порядка, открытый в Европе заново почти восемь веков спустя.
Разработанный Хайямом календарь во многих отношениях был совершеннее и в полтора раза точнее используемого ныне григорианского: ошибка в одни сутки набегает в последнем за 3300 лет, тогда как в хайямовском - за 5000. Имя его еще при жизни было широко известно на Востоке. "Он был мудрец, глубоко знавший философию, и в особенности же математику, в которой нет и не было ему равных..." - писал живший в эту эпоху арабский ученый и писатель Закария ал-Казвини в книге "Известия о городах и рабах божьих".
Хайям не только великолепно, на память знал Коран, но мог дать толкование любого его айята (стиха). Даже ведущие теологи Востока не считали для себя зазорным обращаться к нему за консультациями. Однако Хайям, свято веривший в Единого Бога, далеко не всегда был согласен с предопределенными им делами на земле, и не скрывал этого. Его идеи не вписывались в ортодоксальный ислам. "Его четверостишия - это змеи, жалящие шариат", - писал арабский историк ал-Байхаки.
Свои рубаи Хайям стал писать, как полагают специалисты, уже будучи сложившимся ученым. Трудно судить об эволюции в его творчестве: еще ни один исследователь не видел рукописи рубаи, написанной самим Хайямом. Нельзя считать установленным и их число: большинство исследователей обозначают их в пределах 300-400.
Обеспеченная и насыщенная научными исследованиями жизньпри шахском дворе в качестве первого ученого сельджукской империи сменялась годами лишений и скитаний. Поэтому, наряду с рабаи, воспевающими жизнь во всех ее прекрасных проявлениячх, у Хайяма есть и четверостишия противоположного характера: "О, если б миром правил я, как Бог, // Я б небо это тотчас же низверг. // И создал вновь такое, под которым // Достойно жить лишь благородный мог."
Но поскольку все в мире устроено Богом, то он обращается к нему с вызовом, прямо обвиняя его в несправедливости: "В твоих руках и жизнь, и смертный час. // Вращеньем неба твой лишь правит глас. // Я грешен? Да. Но ты ведь мой создатель. // Так кто, скажи, греховнее из нас?"
Особое место занимают рубаи, в которых поэт призывает к наслаждению быстротечной земной жизнью, любовью красавиц, воспевает вино. скорее всего, Хайям и как ученый, и как поэт знл толк и в вине, и в любви красавиц: "Лужайка. Торопясь, звенит ручей, // И пред тобой свет ласковых очей. // Ну чем тебе не рай лужайка эта? // Возьми бокал, лежи на травке. Пей."
Поэзия Хайяма представляется сложной и противоречивой, но есть своего рода ключевые в ней рубаи: "Мы - лик веселья, в нас же - горя мгла. // То высоки, то низменны дела. // Невежды мы, мы - зеркало Вселенной, // В нас - сущность правды, в нас же - корни зла."
Всю жизнь Хайям искал ответ на вопрос о смысле жизни. И ответил на него всем своим научным и поэтическим творчеством, своим энциклопедическим знанием. Даже день своей смерти знал великий мудрец. И конечно, совсем не случацными были последние его слова, обращенные к Всевышнему: "...О мой Аллах, ты знаешь, что я познал тебя по мере моей возможности. Прости меня, мое знание тебя - это мой путь к тебе."

                                                                                                                                   Исмаил АЛИЕВ


Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей - будь счастлив теперь!
Если есть у тебя для житья закуток -
В наше подлое время - и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин
Счастлив ты и воистину духом высок.
   
От стрел, что мечет смерть, нам не найти щита:
И с нищим, и с царем она равно крута.
Чтоб с наслажденьем жить, живи для наслажденья,
Всё прочее - поверь! - одна лишь суета.
Коль можешь, не тужи о времени бегущем,
Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.
Сокровища свои потрать, пока ты жив;
Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.
Живи, безумец! Трать, пока богат!
Ведь ты же сам - не драгоценный клад.
И не мечтай, не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад!

О, если б каждый день иметь краюху хлеба,
Над головою кров и скромный угол, где бы
Ничьим владыкою, ничьим рабом не быть!
Тогда благоволить за счастье можно б небо.

Общаясь с дураком, не оберешься срама,
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими,
Из рук же дурака не принимай бальзама.
За мгновеньем мгновенье - и жизнь промелькнет!
Пусть весельем мгновение это блеснет!
Берегись, ибо жизнь - это сущность творенья,
Как ее проведешь, так она и пройдет.

За гранью мира ищут и за пределом дней
Скрижаль, калем и небо, и бездну злых огней.
Но мой наставник мудрый шепнул однажды мне:
"Скрижаль, калем и небо, и ад в душе твоей".

Сей мир, в котором ты живешь, мираж, не боле -
Так стоит ли роптать и жаждать лучшей доли?
С мученьем примирись и с роком не воюй:
Начертанное им стереть мы в силах, что ли?
День завтрашний от нас густою мглой закрыт,
Одна лишь мысль о нем пугает и томит.
Летучий этот миг не упускай! Кто знает,
Не слезы ли тебе грядущее сулит.
Хорошо, если платье твое без прорех,
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не надо -
Жизнь дороже богатства и почестей всех.
Из всех, которые ушли в тот дальний путь,
Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?
Не оставляй добра на перекрестке этом;
К нему возврата нет - об этом не забудь.
Пусть не томят тебя пути судьбы проклятой,
Пусть не волнуют грудь победы и утраты.
Когда покинешь мир - ведь будет все равно,
Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.
О, как безжалостен круговорот времен!
Им ни один из всех узлов не разрешен.
Но, в сердце чьём-нибудь едва заметив рану,
Уж рану новую ему готовит он.
Свод неба - это горб людского бытия,
Джейхун - кровавых слез ничтожная струя.
Ад - искра из костра безвыходных страданий,
Рай - радость краткая, о человек, твоя!
Если труженик в поте лица своего
Добывающий хлеб, не стяжал ничего -
Почему он ничтожеству кланяться должен
Или даже тому, кто не хуже его?
Будь милосердна жизнь, мой виночерпий злой!
Мне лжи, бездушия и подлости отстой
Довольно подливать! Поистине, из кубка
Готов я выплеснуть напиток горький твой!
В книге судеб ни слова нельзя изменить.
Тех, кто вечно страдает, нельзя извинить.
Можешь пить свою желчь до скончания жизни:
Жизнь нельзя сократить и нельзя удлинить.

Чем за общее счастье без толку страдать,
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.
Лучше друга своей привязать добротою,
Чем от пут человечество освобождать.