Назад, в СССР, на желтой подводной лодке
(или, если больше нравится,Маленький кусок большого сердца)
Как ни странно, нарочито хорошо одетых личностей с сотовыми телефонами почти не видно. Нет, они тут есть, конечно, - при такой-то цене на билеты! Но ведут себя удивительно скромно, чуть ли не стесняясь своего достатка. Странно видеть солидных дядь, за пятьдесят, с животиками, "упакованных" в демократические майки с портретами битлов. Странно приглушенный гул стоит в двухэтажном фойе "Октябрьского". Народ чинно пьет "Степана Разина", поздравляет друг друга с праздником - но как-то отстраненно, словно боясь расплескать эмоции, копившиеся три, а то и четыре десятка лет. Похожая атмосфера бывает в христианских храмах на Пасху, и мне, конечно же, приходит на ум "битломан ╧ 1" Коля Васин с его мечтой о Храме Джона Леннона. Коля где-то здесь, как же иначе: сегодня Храм не в душе, вот он, самый что ни на есть реальный, за закрытыми пока дверями в зрительный зал - хотя в Петербург приехал и не Джон... Последняя сигарета перед началом концерта (вот уж странность так странность - ЖИВОЙ концерт Ринго Старра, и я его сейчас увижу!). Рядом курит Игорь Романов, сосредоточенно, словно это ему сейчас выходить на сцену. Это как раз не странно - не будь "Битлз", не возникло бы ни "Землян", ни "Союза"; сегодня все мы пришли на встречу со своим прошлым. - Привет, что-то давненько не виделись! - Да уж, где и встретиться, как не на концерте Ринго... - В сортире... Полезная штука - смеяться над собой. Мир сразу вновь становится реальным. *** Опасная эта вещь - наблюдать свет умерших звезд, особенно если речь идет о звездах не с небес, а с эстрадных подмостков. В шестидесятые, когда я впервые услышал неразборчивые из-за жуткого "песка" звуки "Love Me Do", подпольно записанной "на костях"; и в семидесятые, ставя писклявую советскую кассету с пинкфлойдовским "Wish You Were Here" в ...дцатой перезаписи; и в восьмидесятые, когда вдруг появилась на радио передача "Запишите на ваш магнитофон"; и уж тем более в начале девяностых, ознаменовавшихся ворохом рок-классики, который рассыпал по прилавкам "Мелодий" расторопный Андрей Тропилло - во все времена я воспринимал это как подарок судьбы. Но с тех самых пор, когда постаревшие монстры рока стали наведываться в Россию, меня не покидало острое чувство обделенности. Слишком поздно. Музыка на виниле вне времени, она не стареет и не выходит в тираж, летящие в цифровом пространстве голоса живых Леннона, Моррисона, Меркьюри, Кобейна все так же переворачивают души все новых поколений рокеров. Но видеть воочию обломки того, что когда-то, пусть заочно, тебя формировало - страшно. "Рок-н- ролл мертв, а я еще жив"... И все же, когда мои друзья собрали денег на билет (!), чтобы я смог на два с половиной часа повидаться с молодостью, я не смог отказаться: слишком фантастична для нашей меркантильной атмосферы сама идея такого подарка, чтобы отказываться от чуда. Но чудо оказалось не единственным. Жадность российской фирмы, организовавшей концерты "All Starr's Bend" в Москве и Петербурге, сослужила хорошую службу: среди сумасшедше дорогих первых рядов оказалось немало пустых мест, и я приземляюсь на одно из них... как раз через проход от Михаила Боярского в неизменной черной шляпе. Сцена выглядит непривычно: всю заднюю половину занимают две полные ударные установки, да еще и конги впридачу. Слева на переднем плане батарея клавишных, там угнездился типичный пожилой ветеран - седые, зачесанные назад короткие волосы, гладко выбритое лицо, пиджачок с каким-то подобием орденских планок (правда, справа), белая рубашка без галстука... Но стоит ветерану взять пару аккордов, как до меня доходит, что это, собственно, и есть сам Гэри Брукер, легендарный клавишник "Procol Harum". Не только до меня, видимо, доходит - зал взревывает, пока еще легонько, но ощутимо. Выходят еще трое. Один выглядит совсем по-домашнему: с пивным животиком, в ковбойке навыпуск, ноги подволакивает, будто ходит в шлепанцах: Джек Брюс, бас-гитарист "Cream". Второй и вовсе смахивает на молодящегося инженера - худощавый, залысый, "соль с перцем", очки в золотой оправе... И это Питер Фрэмптон, входивший в десятку лучших соло-гитаристов мира? Третий, ударник "Bad Company" Саймон Кирке, больше всех походит на рокера, но и он совсем седой. Да, что ж поделаешь, время не красит. В конце концов, чего-то в этом роде я и ожидал. Это всего лишь точка над "i", не будем требовать слишком много. Кирке садится за центральную установку. "Ринго!" - вторично взревывает зал. И выходит Ринго. Отрепетированно "гонит" Кирке со своего места, берет в руки палочки, тот садится за второй комплект барабанов, синхронно взлетают в воздух четыре палочки... Шоу началось. И закончилось - с первым звуком голоса Ринго, запевшего сорокалетней давности рок-н-ролл, вместо спектакля начало твориться Действо. На моих глазах возникло второе чудо. Эти старики вышли на сцену не за процентами с былой популярности, видно и слышно с первого же такта, что они здесь даже не работают - живут! Самозабвенно купаются в музыке, щедро выплескивая ее в зал, - и зал ответил любовью и единением. Когда, третьим или четвертым номером, зазвучала бессмертная "Yellow Submarine", подхватили все: и тинейджеры, к которым классика рока неведомым образом смогла пробиться сквозь засилье одуряющего рэйва, и престарелые битломаны шестидесятых. Некоторые уже встали с просветленными лицами в проходах у сцены, и даже суровые парни из "секьюрити" относятся к ним с пониманием, не мешают. Потому что в том, КАК они стоят, нет ни капли исступленного фанатизма, напротив, отчетливо присутствует возвышенное чувство: просто оно здесь принимает форму, наиболее естественную для храма рок-н-ролла. Ринго проявил ту же скромность и мудрость, которой отличался еще в битловские времена. Он не стал тянуть одеяло на себя, почти весь концерт отработал за ударными и спел, кажется, всего четыре или пять песен. Но магнетическим центром, задававшим творческий полет всей группы, был все- таки он. После концерта очевидцы рассказывали мне, что и "Uriah Heep", и "Pink Floyd", и тем более "Роллинги" действительно выглядели в России лишь тенью былого - и только "All Starr's Band" продемонстрировала живой и настоящий рок. Неважно: я знал это уже там, видя, как темные очки Ринго весело сверкают красным в свете прожекторов, как с каждым взмахом его палочек рокеры словно впитывают живительную прану. А потом запел Гэри Брукер - старую чарующую "White Shade Of Pale", и запел так молодо и звонко, как не звучал его голос даже на той, тридцатилетней давности, пластинке. Запел Брюс, и преобразил былые хиты "Cream" фантастическими по красоте бас-гитарными каденциями. А что творил со своей гитарой Фрэмптон! Такие великолепные "запилы" могут родиться только в подлинном приливе вдохновения, отрепетировать их просто невозможно. Но что толку описывать музыку словами - это надо было слышать... А вот то, что творилось в проходах, надо было видеть. К концу программы они были забыты седовласыми, погрузневшими людьми в битловских майках; и каким светом сияли их глаза оттуда, из шестидесятых, с каким упоением вскидывали они правые руки с пальцами, расставленными - нет, не "козой", а архаической, забытой ныне "V", как незапятнанны жизнью были в эти минуты их молодые души! И когда вышел на "бис" Ринго и запел "With The Little Help From My Friend", пели все. Единым целым, и каждый был "Битлз", а "Битлз" был каждым, и не просто подпевали, а на самом деле оказывали своему другу Ринго ту самую маленькую, но такую неоценимую помощь. И почти у всех в глазах стояли слезы... Но даже на этом чудеса не кончились. Было еще чудо с полотенцами, которые музыканты, выйдя на "бис", по древней традиции кинули в зал. Полотенце Ринго попало в стайку тинейджеров и кануло в ней - без драки, без суматохи. Просто исчезло. И вот, когда я уже выходил из "Октябрьского", юноша и девушка, шедшие передо мной, стали хвалиться друг перед другом трофеями. У молодого человека было целое полотенце Брюса, у девушки - барабанная палочка Кирке. - И еще - вот, - она на секунду распахнула полу курточки. - Не целое, зато самого Ринго! За пазухой у нее и в самом деле был клочок розового полотенца Ринго - ладони в две величиной. - Такой большой кусище - и одной! - пошутил я. Тут-то и произошло чудо. Девушка молча отошла в сторонку - чтобы не мешать людям выходить, спросила у меня, есть ли чем резать. Когда выяснилось, что нет, нашла в толпе у кого-то малюсенькие ножницы (еще одна деталь: явный металлист отреагировал на просьбу с обидой: "На ТАКОЙ концерт ножей не носим!") и отрезала по клочку хозяину ножниц и мне. Резала - и плакала. Улыбалась сквозь слезы и говорила: "Прости. От сердца режу. Но я же понимаю, что надо!". ...А потом на ступенях "Октябрьского" до поздней ночи сидели и пели песни "Битлз" те, кто был на концерте, и те, кто не смог попасть из-за цены, и те, кто просто проходил мимо... Игорь МАЛЬСКИЙ(malsky@mail.ru)